О фонарях и фонарщиках
Невский проспект засиял электрическими фонарями уже в 1883 году усилиями Карла Фёдоровича Сименса, ставшего не без помощи магии Петербурга, у основ российской электротехнической промышленности.
Однако это Невский, а на удаленных от блестящего центра улицах в начале следующего столетия картина была гораздо менее передовой и современной. В своей бесценной для заинтересованного читателя книге «Записки старого петербуржца» Лев Успенский возвращает нас во времена одних из первых, еще керосиновых фонарей, стоявших на Выборгской стороне в первом десятилетии ХХ века.
Это были «прямые и некрасивые», «провинциального вида» деревянные столбы, увенчанные стеклянными четырехгранными усеченными пирамидами, поставленными на меньшее основание, сверху их накрывали такие же четырехгранные металлические крышки. А внутри находились обыкновенные керосиновые лампочки, такие же, как были и в домах обычных горожан. Пониже самого фонаря на столбе была закреплена перекладина, за которую цеплял свою лесенку пропахший керосином фонарщик. Тот самый, с сумкой на плече и подотчетными спичками.
Эти, по сути своей, простые керосинки в конце первой декады ХХ века постепенно сменили на технически куда более совершенные керосинокалильные фонари. Во-первых, они были чуть ли не в 2 раза выше, и лесенка тут стала уже ненужной. Фонарь оканчивался длинным красиво изогнутым кронштейном с блоком, через который проходил стальной трос так, что сам светильник фонаря можно было с помощью специального ключа-рукоятки спускать с этой новой высоты. Во-вторых, это была уже довольно сложная конструкция с резервуаром для керосина, трубками, по которым горючее поступало в горелку. А над горелкой на специальном крючке фонарщик теперь подвешивал лёгкий белый калильный колпачок, будто сделанный из марли. «Зажженная горелка раскаляла постепенно этот колпачок – он начинал желтеть, потом голубеть и вдруг вспыхивал ослепительно белым накалом...». Так работа фонарщика сменилась с того, чтобы спичками зажигать керосинки на то, чтобы раз в день менять закопченные калильные колпачки в новых фонарях. Фонари эти давали гораздо больше света петербургским улицам, однако конструкция их, благодаря подвесу с кронштейном и вечному ветру, давала и другой новый эффект. Ветер раскачивал светильники фонарей, по темным улицам и стенам домов метались всю ночь длинные тени. Но это изобретение казалось горожанам верхом торжества осветительной техники. Что же могло быть еще лучше?
Ответ пришел с газовыми фонарями. Издалека они были очень похожи на старые керосиновые, но это была уже нова техника. Сначала это были газовые фонари, как простые горелки, а потом и они стали более совершенными, газокалильными. С такими же светящими чуть зеленоватым светом «ауэровскими колпачками», как в их керосиновых братьях.
«И их своеобразный свет, отражавшийся в черных водах осенней или весенней Невы, в ее полыньях, в лужах талой воды на поверхности неоглядных ледяных полей, не спутал бы ни с каким другим светом ни один мой ровесник. Только где увидишь их теперь?»
Газовое освещение было и в жилых домах, там, чтобы зажечь свет, нужно было просто повернуть вентиль крана, практически как на современных газовых плитах, и поднести спичку. Такие лампы вспыхивали плоским широким пламенем, напоминавшим по форме лепестки тюльпана. Это пламя давало и свет, и тепло. В общественных помещениях, в театрах и цирках, собирали целые люстры из газовых светильников, которые давали, скорее, уже больше тепла, чем света.
Уже тогда, в 10-е годы ХХ века, начал свое завоевание Петербурга и электрический свет. По конструкции своей электрические фонари были очень разными, от простых светильников на невысоких столбах из гнутых железных труб с простыми белыми тарелками отражателей, какие можно было встретить вокруг Таврического сада, на Таврической и соседних улицах, до эффектных, напоминающих миниатюрные Эйфелевы башни высоченных столбов на Малой Итальянской и Греческом. Эти столбы были увенчаны огромными стеклянными коробками в форме призмы и дожили так до самой революции.
А главные улицы были украшены еще более монументальными электрическими фонарями, высокими, изящными, с большим сияющим яйцом молочного стекла, которое было охвачено тонкой проволочной сеткой. И таким фонарям еще нужен был фонарщик. По утрам он спускал с помощью лебедки это яйцо с его высоты и менял в нём угольные цилиндры, небольшие палочки спрессованного угля толщиной с палец взрослого человека. Обгоревшие угольки фонарщик выкидывал прямо на землю, и их тут же расхватывали мальчишки. А зажигались такие фонари уже централизованно, все сразу и с лёгким треском, по Невскому проспекту и Большой Морской. Свет они давали слегка сиреневого оттенка, горели с лёгким жужжанием над головами прохожих.
Понятно, что показанная смена поколений освещавших наш город фонарей не проходила последовательно и повсеместно. Невский, как было сказано выше, сиял электричеством еще с конца XIX века, остальные же части города долгое время оставались под влиянием тех или иных коммерческих структур со своими последствиями. Между компаниями-поставщиками горючего сырья шла борьба за право освещать город. Керосин сгорал в фонарях в пользу нефтяных компаний, например, обогащая Эммануила Людвиговича Нобеля. Газ и электричество позволяли заработать угольным магнатам. Город был поделен между этими силами, поэтому, когда в центре уже переливалась электрическим сиянием реклама лампочек «Осрам», Нарвская, Выборгская сторона и Охта, Полюстрово, Невская застава, почти три четверти города «мерцали рыжими глазами худосочных керосиновых коптелок».
